Когда в камеру заходит санитар, Квинн лишь лениво поворачивает голову в его сторону, бросая на него испепеляющий взгляд. Каждый день одно и тоже - все дни уже давно слились в один, продолжительностью в вечность, и каждый, равный промежуток этого дня портили эти идиоты, притаскивающие раз за разом отвратительно пахнущую тарелку, набитую доверху, похоже, собачьей едой. И каждый раз Арлекин взрывалась: тарелка летела в медбрата, который боязливо пятился к двери, истерически орала, топая ногами. Оставляла синяки и царапины на руках тех, кто осмеливался подойти к ней, а затем обессиленно сползала вниз, по стеклянной стене, получив очередную, ударную дозу препаратов, которые начисто отрубали Харли все чувства и эмоции, отрубали разум.
- Сколько можно?.. - слабо шепчет она, утыкаясь лбом в стекло, всматриваясь через него в коридор, надеясь, наконец, увидеть в камере напротив знакомый силуэт. Но тщетно, Джокера там словно и не было - во всяком случае, как бы девушка не пыталась его увидеть, ей это не удавалось. Она тяжело выдыхает, закрывая глаза и отключается.
***
Она просыпается на холодном полу и громко кашляет - с таким времяпровождением, похоже, все-таки умудрилась отморозить себе легкие. И неправы будут те, кто скажут, что в комнате, оббитой мягким материалом, в мае месяце простыть невозможно - еще бы, поваляйтесь вы на полу, на сквозняке столько, сколько это делала мисс Квинн, а потом уже и судите.
Арлекин поднимается с пола, потягиваясь, злобно взирая на врачей, уставившихся на нее через пуленепробиваемое стекло. Демонстрирует им свой язык и, скривив лицо, все еще украшенное остатками не смытого макияжа, отворачивается, добираясь, наконец-таки до кровати. Падает на нее и утыкается взглядом в белый потолок, что-то раздраженно бормоча себе под нос.
Она совсем свихнулась! Свихнулась еще тогда, когда позволила Джокеру сбежать, когда позволила...
Харли кривляется, лежа на постели, пародируя того, кто сейчас старательно перечислял ее заслуги перед обществом Готема. Усмехается и срывается на дикий хохот, начиная бешено молотить руками по жесткому матрасу. И смеется она не потому, что все перечисленное - веселый бред, а потому что она в бешенстве, самой настоящей ярости! Кто-то не видимый ей смеет так плохо отзываться о ней и ее пирожочке!
-Свихнулась. Я? Ничуть! - сквозь смех и слезы выкрикивает Харли, рывком спрыгивая с кровати и подлетая к стеклу, заставляя врачей и санитаров испуганно попятится назад, в сторону камеры Джокера. -Я просто выберусь отсюда и пересчитаю каждому из вас ребра. - мило шепчет девушка, ощущая, как чьи-то крепкие руки натягивают на нее рубашку, а, затем, туго стягивают ее конечности за спиной, заставляя ее болезненно всхлипнуть.
А потом - как всегда, по кругу - успокоительные, транквилизаторы, снотворное и пара часов сна на холодном полу, от которого, потом, как всегда будет болеть голова.
Как всегда, или что-то изменится?